#от_автора 27 февраля Церковь вспоминает равноапостольного Кирилла, младшего брата и сподвижника равноапостольного Мефодия. Вместе они вошли в историю как просветители славян. В наследие они оставили нечто гораздо более ценное, чем сборники собственных духовных наставлений – они подарили нашим предкам возможность внимать святоотеческой мудрости на родном языке и полноценно участвовать в богослужении. Сегодня, признавая неоспоримую важность трудов святых подвижников, в обществе не утихают споры о церковно-славянском языке. Проблема заключается в том, насколько понятен современному прихожанину язык богослужения. По сути это тот же вопрос, который стоял перед равноапостольными братьями в IX веке, и решили они его известным способом. Однако сегодня ракурс проблемы изменился. Если у святых, по сути, не было иных вариантов (потому что все богослужебные тексты требовали полного перевода), то сегодня значительной части верующих церковно-славянский язык знаком хотя бы отчасти. Вообще, вопрос понятности богослужебных текстов - это, прежде всего вопрос понятности нашей проповеди в современном мире. Богослужение и есть то центральное место, где звучит эта проповедь. И этим вопросом на протяжении XIX-XX веков задавались не только обновленцы: есть масса цитат святых отцов, в которых выражается озабоченность тем, что богослужение мало или вообще непонятно для современников. Так святитель Феофан Затворник настаивал на пересмотре и даже переработке богослужебных книг. О непонятности и ошибках принятого перевода он не раз говорит очень резко: «…иные службы у нас такие, что ничего не разберешь»; «наши иерархи не скучают от нелепости потому, что не слышат, сидя в алтаре,... потому не знают, какой мрак в книгах, и это не по чему другому, как по причине отжившего век перевода». И еще: «Новый перевод книг богослужебных неотложно необходим. Между тем, именно от неисправности богослужения растет сектантство». Единомышленниками святителя Феофана были и святитель Николай Японский и архиепископ Сергий (Страгородский), которые на собственном опыте видели добрые плоды понятного богослужения на родном для паствы языке, как в Японии, так и в Финляндии. Вопрос о месте ЦСЯ в жизни Церкви, это не просто вопрос реформы, а вопрос осмысленного отношения к тому сокровищу, которое мы имеем, но которое часто остается под спудом. Есть масса слов и выражений, которые непонятны даже духовенству, не говоря уже о мирянах. Однажды я спросил у прихожан, все ли они понимают, когда читают Псалтирь дома или слушают эти тексты за богослужением? Ответы били разными: кто-то сказал, что понимает лишь некоторые слова; кто-то честно признался, что не понимает ничего, и в момент чтения кафизм молится своими словами, не прислушиваясь к чтению вообще; а некоторые утешили себя известным выражением - «не страшно, что мы не понимаем, главное, что бесы понимают...» А ведь Псалтирь составляет около 90 % нашего богослужения. Тема языка молитвы вообще часто носит чрезмерно мистический характер. Многие женщины, к примеру, совершенно спокойно на протяжении десятилетий совершают утренние и вечерние молитвы в мужском роде, то есть, так как они написаны в молитвослове, хотя очевидно, что нет препятствий изменять эти окончания. Порой человек боится, что согрешит, если желает молиться своими словами и на русском языке. Это тоже еще один большой вопрос в нашей дискуссии о месте языка вообще, как русского, так и славянского в нашей духовной жизни. Человеку порой необходимо просто показать, что те буквы, которые он считает непонятными на самом деле достаточно просто прочесть. Важно чтобы человек не просто слышал церковно-славянские слова с клироса, но и сам после богослужения мог взять в руки Минею и просмотреть, например, канон, читаемый на утрене, или разобрать вместе со священником смысл того или иного тропаря. Ведь именно ради этого диалога о сути нашей веры, а не о ее форме, трудились равноапостольные Кирилл и Мефодий.