А я сегодня был на аэродроме Волосово. Приехал как раз, когда на поле прямо из ангара выруливала зелёная ДОСААФ-овская «Аннушка» (Ан-2), а первая партия парашютистов ждала, уже застегнув всю свою сложную ременную сбрую и чуть согнувшись, руки в колени, чтобы легче было стоять с грузом основного на спине и запаски на брюхе. Сглотнул. Вспомнил, как сам стоял так же под палящим солнцем, чуть согнувшись и уперев руки в колени, на аэродроме под Питером. И там выползала точно такая же «Аннушка», только, кажется, жёлтая. Инструктор командовал «отряд, к самолёту - арш!», «Аннушка» отрывалась от поля, тошно уходила по спирали в небо, а потом гудящий, неожиданно твердый, как физкультурный мат, воздух за обрезом двери — шаг, нырок в синеву, триста двадцать один, триста двадцать два, триста двадцать три, кольцо! — и дальше уже обмякаешь, только чуть-чуть подруливаешь, чтобы упасть как можно ближе к старту, а не волочить парашют за собой через всё поле, как Штирлиц через Берлин. Ну и толчок ногами в землю, всегда неожиданный. И радость от этого толчка, от зеленой травы, чистого неба и своих восемнадцати лет. Наверное, это такой тест: если ты взрослый, сорокалетний, уже основательно заземлённый, но открытое небо и запах авиационного топлива всегда безошибочно превращают тебя в мальчишку, которому всё интересно и ничего не страшно — значит, ты ещё живой. Значит, всё хорошо.